Косяком шли митрофанушки

– Первым появился сборник «Гранит науки». В него вошли мои наблюдения и занятные случаи из преподавательской практики в Университете Лобачевского и в качестве репетитора. Как-то я была в гостях у моей однокурсницы Марины Метневой и рассказывала ей о своей работе в вузе. Эти истории услышал папа Марины, известный журналист Сергей Иванович Метнев, и сказал: «Леночка, вам надо обязательно писать». Он, кстати, стал и моим первым рецензентом. Сначала я записывала истории про студентов, потом, когда занялась репетиторством, – про своих учеников. Сейчас, кстати, ко мне стали чаще обращаться за помощью какие-то «скучно правильные» школьники. А было время, когда косяком шли митрофанушки, которые так и сыпали сногсшибательными изречениями. Затем я стала записывать любопытные истории из жизни своих родственников и друзей, потом о путешествиях, об интересных людях, с которыми встречалась в туристических поездках.

Дроб загонит скоро в гроб

– О первой школе на площади Минина, где я училась, остались самые теплые воспоминания. Классом мы до сих пор собираемся каждый год – непременно 14 декабря, в день рождения учительницы математики Варвары Ивановны, которая стала героиней одного из моих рассказов. Это она говорила «дроб» вместо «дробь», и это о ней было вырезано ножиком на последней парте: «Одно слово только «дроб» нас загонит скоро в гроб». Мы ходили к ней на день рождения до самой ее смерти (а она прожила до 90 лет) и сейчас собираемся уже без нее. Варвара Ивановна обладала нечеловеческим терпением. Могла объяснять тему по десять раз, не раздражаясь, пока материал не доходил до всех без исключения.

С благодарностью вспоминаю профессора ННГУ Полуяхтову Инну Константиновну, ее артистизм и невероятный могучий голос, который пробирал до мурашек. Перед студентами разыгрывалось целое театральное представление – вся зарубежная литература в лицах.

Русский как иностранный

– Когда я сама уже работала в университете, открылась кафедра «Преподавание русского языка в иных языковых средах», и мне предложили там место. В 1990-е годы среди иностранных студентов было много американцев. Потом европейцы поехали, азиаты, студенты-одиночки. В Нижнем учиться было недорого по сравнению с Москвой и С.-Петербургом. Молодежь из дальнего зарубежья сначала изучала русский язык, чтобы потом сдать экзамены и поступить на другие факультеты. Особенно запомнились студенты из Анголы. Для этих ребят русский язык и образование в России было дверью в прекрасную жизнь. У них была сумасшедшая мотивация, поэтому они учились, вгрызаясь в гранит науки, как звери. Студенты были из разных семей, но все невероятно вежливы, очень боялись нарушить наши местные нормы этикета, конечно, где-то косячили. Но у них было абсолютное уважение к преподавателю. Американские студенты поражали редкой инфантильностью. Могли сидеть на занятиях и сосать леденцы на палочке, могли и мне предложить конфету. Кто-то мог снять ботинки, пошевелить босыми пальцами, кто-то мог среди пары начать изображать лошадь (понятно, русский язык трудный).

Родные люди

– Второй сборник рассказов посвящен моим близким людям, друзьям. У меня семья интернациональная. Перемешались русские, поляки, евреи, финны. И даже русские предки принадлежали одни к старообрядческой вере, другие – к официальной церкви.

 «…К зиме 42-го в двух комнатах деревянного дома на Ошарской жило уже 25 человек. Бабушкины родители, семьи ее братьев и сестер из Минска, Бреста, Гомеля и Пинска, их друзья и соседи. Спали на полу вповалку. И никто не пропал». Рассказ «Легенды Ошарской улицы».

 «1942 или 43-й год. Дошколята весь день предоставлены практически самим себе. Однажды отец очень вовремя вернулся из школы и застал такую удивительную картину: вся мелочь скопом вешает – в буквальном смысле! – на железной спинке кровати самого младшего, двухлетнего. Размазывая сопли и слезы от полученных подзатыльников, добрые детишки объяснили, что играли в Зою Космодемьянскую».

Моя русская половина глубоко проросла в Нижегородском крае, и я с годами все больше и больше ощущаю эти корни, воспринимаю город, можно сказать, всем телом. Он как продолжение моего организма. Мой дед был историком. Папа – тоже историком, краеведом. Многие места в городе у меня вызывают воспоминания о прогулках с папой. Обожаю Верхневолжскую набережную. В исторический музей в усадьбе Рукавишниковых мы вообще ходили каждое воскресенье, и не нужно было никаких экскурсоводов. Сегодня, например, когда я прохожу мимо красного здания политехнического института, вспоминаю, как папа рассказывал мне на этом месте о битве на Калке. Дело было на закате летнего дня, и скульптурную группу студентов на самом верху солнце окрашивало в кроваво-красный цвет. И так образно воспринималась история, когда монголо-татары раненых русских князей уложили на землю, положили на них доски и пировали, отмечая свою победу.

Потом мне самой несколько раз доводилось водить экскурсии по городу для приезжавших на конференции в университет ученых и для иностранных студентов. Нижний Новгород для меня наполнен живыми голосами, голосами истории. У Валерия Чкалова, например, моя мама сидела в детстве на коленях, когда он приезжал на родину. Так что от легендарного летчика я нахожусь на расстоянии одного рукопожатия. В основание Чкаловской лестницы вложено имя моей мамы (вырезал имя безнадежно влюбленный в нее инженер).

Смотреть на город из Пакгаузов

– Мне очень нравятся перемены, которые происходят в Нижнем. Всегда представляю, как бы радовался папа. Большую часть жизни я прожила на улице Грузинской. Все дворы проходные, Почаинский овраг – все знакомое, родное. Сейчас живу на Стрелке. Какой потрясающий вид открылся отсюда на Волгу и Оку, на верхнюю часть города! Ведь в советские годы Стрелка всегда была закрытой. Здесь был грузовой порт, и, кстати, много лет старшим диспетчером порта был мой старший брат. В 1990-е этот порт пришел в упадок. Больно было смотреть на эту разруху. А теперь как прекрасно слушать музыку в Пакгаузах со стеклянной стеной и смотреть на город! Жаль, что родители не дожили: они были бы счастливы.

Елена Анисимова

Фото из личного архива Елены Блюминой