Цепь случайностей

– Александр Васильевич, вы посвятили жизнь театру. Это случайность или закономерность?

– Многое в моей судьбе вышло случайно. В девятом классе меня попросили заменить заболевшего товарища в школьном спектакле. Заменил. Так впервые вышел на сцену. Потом случайно попал в драмкружок Канавинского Дома пионеров, который вела замечательная Елена Григорьевна Агапова. В свое время она была руководителем курса в Горьковском театральном училище, где учился Евгений Евстигнеев. И так же случайно жизнь свела меня с режиссером Ефимом Табачниковым. В 1968 году он набирал курс в театральном училище, куда я пришел учиться уже после вуза. Окончив театральное училище, я почти 20 лет работал в Кирове, но вернулся в Горький, свой родной город, потому что мой учитель Табачников возглавил театр драмы и пригласил меня к себе в труппу.

Из физиков в лирики

– Неожиданным поворотом в моей жизни можно назвать смену профессии. После школы я сначала поступил в Горьковский университет им. Н. И. Лобачевского, окончил физфак. А потом изменил свои жизненные планы. Из физиков подался в лирики. Так что, можно сказать, случайности меня все время вели, вели… и вывели на большую сцену. Даже в бенефисном спектакле, который состоится 29 декабря, не обошлось без стечения обстоятельств. В 1988 году, возглавив театр, Ефим Табачников выразил желание, чтобы я сыграл роль Юрия Живаго. Постановка спектакля тогда не была осуществлена, но каким-то образом я соприкоснулся с романом Пастернака, в частности с его 17-й стихотворной частью. Была большая работа в 1993 году на радио – часовая передача. Потом были концертные программы, а позднее возник и спектакль, который я теперь и играю в театре и который будет тем самым бенефисом.

– Вам пришлось чем-то жертвовать, чтобы состояться в профессии?

– По окончании университета мне было понятно, как я буду жить и развиваться в инженерном деле. Даже публикации были научные. Казалось бы, я принес в жертву искусству свою карьеру. На самом деле я только обрел себя. Можно сказать, тогда я пожертвовал своей стабильностью и материальным благополучием. Но ни о чем не жалею.

– Вы легкий на подъем человек?

–На подъем я тяжелый. К примеру, переезд из Кирова, где все было обустроено, в Горький я обдумывал долго. Жена вот (заслуженная артистка РФ Раида Божко. – Прим. авт.) легкая на подъем. А я, наоборот, долго принимаю решения и этим очень похож на отца. Мой отец Василий Александрович Мюрисеп был замечательным инженером-технологом. В годы Великой Отечественной войны занимался производством легендарных самолетов Ла-5. Стал лауреатом Государственной премии СССР за постановку на поток в 1942–1943 годах этих самолетов, а за МиГи ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Его воспоминания легли в основу книги «Полет наших птиц», подготовленной к изданию мною.

«Министр, твою мать…»

– Какие из сыгранных ролей самые любимые?

– Понимаете, роли для меня как дети – все мои и все любимые. Не было такого, чтобы в какой-то роли мне не хотелось выходить на сцену. Хотя, конечно, может быть, не все получалось так, как хотелось бы.

– Как вы готовитесь к спектаклям?

– Прежде всего стараюсь как можно больше узнать о человеке, которого я играю. Одна из важных ролей – Лев Толстой в спектакле «Третья правда». Я слушал граммофонные записи речи Толстого, читал воспоминания современников. Так, в одной из записей Лев Николаевич кажется спокойным, уравновешенным. Менторским тоном поучает детей, как надо себя вести. Станиславский, который знал писателя лично, утверждал, что Толстой был взрывным человеком. Горький вспоминал, что писатель в мужской компании слыл отменным матерщинником (полагал, что после Севастополя). И все эти детали совершенно органично вошли в спектакль: Толстой то взрывается, когда его что-то возмущает, то говорит как машина. А когда по ходу действия министр Столыпин его спрашивает: «А что мы скажем, когда придем в тюрьму? Кто мы?» Я предложил ответить так: «Министр он! Ну-ка, веди сюда Жукову скорее, твою мать!» Режиссер «твою мать» утвердил.

«Повтори вопрос!»

– Случались ли у вас курьезные случаи на сцене?

– Курьезы случались даже у Станиславского. Я не исключение. Играем мы как-то «Калигулу». Юрий Котов играет императора-деспота, а я – его воспитателя в прошлом, а ныне главного заговорщика Херея. Калигула спрашивает: «Почему ты не любишь меня?» Я отвечаю. Он снова спрашивает: «А почему ты хочешь убить меня?» Я начинаю отвечать, и тут неожиданно Юра срывается с места и бежит со сцены к помощнику режиссера, который находится за порталом слева. Я отвлекаюсь на него, и у меня напрочь вылетает из головы текст. Юра возвращается. Пауза. Я молчу. Еще секунда, другая. А идет радиотрансляция, прямой эфир. Все в гримерках напряглись. Как человек будет выкручиваться?! И вдруг я ему так грозно бросаю: «Повтори вопрос!» Коллеги потом смеялись: «Ловко это ты вышел из столь пикантной ситуации». Позже выяснилось, что мой партнер поранил руку о металлический трос, к которому был привязан большой воздушный шар, и выбежал остановить кровь.

– Вы поставили ряд спектаклей как режиссер, пишете книги. Что вам это дает?

– В сущности, и актерское дело, и режиссура, и литературная деятельность для меня составляют нечто единое: воссоздание жизни человеческого духа разными средствами. Работа в качестве режиссера дает мне возможность раскрыться через творчество артистов, как бы в другой ипостаси. Сейчас в театральном училище идут три моих спектакля. Спектакль по книге Бунина «Темные аллеи», водевиль по пьесе Улыбышева «Вздыхатель без денег» и спектакль по мелодраме Арбузова «Домик на окраине».

– Вы преподаете в театральном училище и в консерватории. Чему хочется научить студентов?

– Педагогическая работа питает и меня, и, надеюсь, студентов.

Стараюсь выбирать пьесы, которые воспитывают ребят и человечески, и профессионально. Великий русский психологический театр всегда был основой основ нижегородской (горьковской) театральной школы. И в педагогике, и в творчестве я пытаюсь следовать ее заветам.

Елена Анисимова

Фото из архива Нижегородского театра драмы