На Лазурном берегу
Немного восточнее Ниццы есть небольшой городок. Называется он Болье-сюр-Мер. При переводе на русский язык это «прекрасное или красивое (если хотите) место на море». Говорят, что именно так: «О, болье-сюр-мер», – воскликнул Наполеон, оказавшись здесь во время итальянской военной кампании. Тот возглас восхищенного императора навсегда здесь и остался. Но есть другая версия – до прихода сюда Наполеона это был рыбацкий поселок. Как и все графство Ницца, он принадлежал Савойе и назывался по-итальянски Belloloco, что означало тоже «прекрасное место». Городок действительно красив – я смогла сама убедиться в этом.
Прелесть этого места и особый климат испокон веков привлекали сюда людей. Доисторические поселения сменил древнегреческий порт. Кстати, о пребывании тут греков в те далекие времена напоминает сегодня настоящая греческая вилла «Керилос» – уникальная жемчужина в архитектурном ансамбле Лазурного берега. Это имитация дома богатого древнего грека, созданная в самом начале XX века, имитация точная, научно выверенная.
Позже греков здесь сменили римляне. Их мраморные палаццо были разрушены еще в III веке, а копии тех дворцов, подобные греческой вилле «Керилос», никто не создал.
Зато здесь сохранились виллы, построенные в позапрошлом веке, которыми владели наши с вами соотечественники. Пришла пора сказать, что в Болье была обширная русская колония, которая начала складываться здесь в середине XIX века. Тогда появились известные аристократические фамилии: Голицыны, Толстые, Нарышкины…
И среди них тот, которого современники называли «лютейшим» аристократом, – это классик отечественной драматургии Александр Васильевич Сухово-Кобылин. Он прочно поселился в Болье-сюр-Мер в конце XIX века.
Интерес к нему и привел меня в этот «прекрасный» городок у Ниццы. Забегая вперед, скажу, что в Болье мне удалось много чего отыскать. Нашлась и принадлежавшая ему вилла, в которой драматург жил последние годы.
В каждом доме есть деньги…
Неблагодарное дело пересказывать пьесы – их надо смотреть в театре, надо видеть самому. Но все-таки попробуем это сделать. Итак, первая пьеса трилогии Сухово-Кобылина – это «Свадьба Кречинского», захватывающая интрига в стиле модного французского драматурга середины XIX века Скриба. История о том, как прожженный игрок, спустивший все состояние, мечтает поправить свои дела, поправить, что довольно банально, выгодной женитьбой. И вновь ИГРАТЬ! Кстати, Михаилу Кречинскому принадлежит афоризм: «В каждом доме есть деньги… непременно есть… надо только знать, где они лежат».
Кречинский влюбляет в себя скромную Лидочку, дочь богатого помещика Муромского. Надо произвести впечатление на будущего тестя, а денег-то нет. И затевается афера – Кречинский, одолжив у своей невесты бриллиантовое украшение, закладывает его ростовщику. При этом ловко совершает подмену – вместо дорогого солитера отдает ростовщику стеклянную копию, а подлинник возвращает невесте. Но в финале пьесы обман открывается. Скандал. Полиция. Влюбленная девочка отдает ростовщику свой бриллиант, протягивает его со словами: «Это ошибка». Конец пьесы, занавес… Свадьба разрушена. И казалось бы, все.
Всякого теперь могу взять и посадить
Но, к сожалению, это не так. Фраза Лидочки «Это ошибка» послужила сюжетным зерном драмы «Дело». Именно с этой фразы раздувается «Дело» – бедная Лидочка представляется сообщницей Кречинского, его любовницей, желающей ограбить своего отца. Драма заканчивается разорением семьи, гибелью Муромского…
Третья пьеса «Смерть Тарелкина» – это вакханалия. Положительных героев, тех, кому сочувствуешь, здесь нет. Здесь плохи все. Но самый скверный среди них, на мой взгляд, это Расплюев. Низкий, подлый и, в общем-то, страшный, он проходит через все три пьесы трилогии, объединяя ее. Проходит «по нарастающей» в своей мерзости. В «Свадьбе» он – карточный шулер, человек на побегушках при Кречинском. В пьесе «Дело» именно он оклеветал Лидочку – с его показания начинается Дело, погубившее достойную семью. В «Смерти Тарелкина» он уже исполняет должность квартального надзирателя. Здесь он не просто страшен, здесь он зловещ. Расплюев решает судьбы людей, при этом кричит в экстазе:
«Ура!!! Все наше!.. Всякого теперь могу взять и посадить. <…> Великий день! Я следователь, я!.. Строжайшее следствие буду производить я!..»
«Все наше! Всю Россию потребуем!»
Образ Расплюева стал нарицательным в русской литературе. Пожалуй, этот образ – высшее достижение драматургического гения С.-К.
Пьесы трилогии живут каждая своей жизнью – обычно их ставят порознь. В России трудно найти театр, в репертуаре которого не было бы «Свадьбы Кречинского». «Смерть Тарелкина» – тоже репертуарная вещь, идет она и в Нижегородском драматическом театре.
О вечной взятке
Можно лишь сожалеть, что драма «Дело» менее востребована режиссерами. А ведь она, написанная в середине позапрошлого века, сегодня актуальна, пожалуй, как никогда. Вот послушайте. Я приведу лишь небольшой отрывок из этой пьесы – о вечной взятке в России. Михаил Кречинский дает совет Петру Константиновичу Муромскому – несчастному отцу чистой и благородной Лидочки:
С вас хотят взять взятку – дайте; последствия вашего отказа могут быть жестоки. Вы хорошо не знаете ни этой взятки, ни как ее берут; так позвольте, я это вам поясню. Взятка взятке рознь: есть сельская, так сказать, пастушеская… взятка; берется она преимущественно произведениями природы и по стольку-то с рыла; – это еще не взятка. Бывает промышленная взятка; берется она с барыша, подряда, наследства. словом приобретения, основана она на аксиоме – …приобрел – так поделись. – Ну, и это еще не взятка. Но бывает уголовная или капканная взятка; – она берется до истощения, догола! <…> совершается она под сению и тению дремучего леса законов, помощию и средством капканов, волчьих ям и удилищ правосудия, расставляемых по полю деятельности человеческой, и в эти-то ямы попадают без различия пола, возраста и звания, ума и неразумения, старый и малый, богатый и сирый.
Русское присутствие в Болье-сюр-Мер
Судьба Сухово-Кобылина могла бы стать сюжетом для увлекательного, наполненного драматическими событиями и интригами романа, действие которого проходит не только в России, но и на европейском пространстве, и в частности на Лазурном берегу Франции (куда я и приехала вслед за Сухово-Кобылиным).
Напомним, что при нем развивалась вся русская классическая литература. В детстве он зачитывался Жуковским и Пушкиным. А вот Гоголя боготворил. Очень гордился тем, что общался с ним. С.-К. плыл на одном пароходе с Гоголем по Средиземному морю и тоже оставил нам короткую, но яркую и образную зарисовку о своем кумире:
Помню, мы сидели однажды на палубе. Гоголь был с нами. Вдруг около мачты, тихонько крадучись, проскользнула кошка с красной ленточкой на шее. Гоголь поднялся и, как-то уморительно вытянув шею и указывая на кошку, спросил: «Что это, никак ей Анну повесили на шею?» Особенно смешного в этих словах было очень мало, но сказано это было так, что вся наша компания покатилась от хохота. Да, великий это был комик. Равного ему я не встречал нигде.
(Ю. Беляев. У А. В. Сухово-Кобылина // Новое время. 1899, 2.VI. № 8355.)
Так сложилось, что С.-К. стал достойным продолжателем гоголевской линии в драматургии. Весьма символично, что свой шедевр «Свадьбу Кречинского» он начал писать в тот самый год – 1852-й, когда закончился жизненный путь творца «Ревизора» и «Женитьбы».
А когда жизненный путь С.-К. подходил к концу, в самом начале XX века, он сблизился с Чеховым. Произошло это тоже на Лазурном берегу, в Болье. Писатели познакомились в январе 1901 года.
Они встречались на вилле Батава, владел которой известный в свое время историк, политолог, экономист, крупный общественный деятель Максим Максимович Ковалевский.
На этой вилле Ковалевский принимал у себя Антона Павловича Чехова.
С.-К. жил на соседней улице, бывал у Ковалевского. Здесь он встречался с Чеховым. Известно, что на приглашение Чехова вместе пообедать он послал Антону Павловичу свою визитку, на обороте которой сделал такую надпись: «Мои старые Кости с удовольствием (принимают) приглашение Ваше – вам всегда преданный А. Сухово-Кобылин».
К сожалению, мы не знаем, о чем они говорили, но несомненно одно – писатели были интересны друг другу.
Последние годы своей жизни Сухово-Кобылин с дочерью Луизой постоянно жил в Болье-сюр-Мер. В Россию приезжал очень редко. Он приобрел роскошную виллу, которую ласково назвал “la maisonnette” – «мой домик».
Почти одновременно Луиза потеряла и мужа, и дочь. Отныне вся ее любовь принадлежала только отцу. Она наполнила его жизнь теплом и заботой. Луиза Александровна внимательно следила за отцом. Интеллектуальные занятия – С.-К. не давал мозгу угасать, ежедневные занятия философией. Физические занятия – гимнастика и солнечные ванны. Он подолгу лежал раздетый у настежь распахнутого окна. Прием гостей, визиты, прогулки, чтение… И вегетарианский стол.
25 февраля 1902 года был избран почетным академиком по разряду изящной словесности Российской академии наук.
Солнечные ванны оказались небезобидными – он простудился и 11 марта 1903 года скончался.
Луиза Александровна похоронила отца на кладбище в Болье. Через несколько месяцев после его кончины в Болье из Москвы приехал драматург и известный актер Малого театра Сумбатов-Южин. По поручению театральной общественности России он возложил на могилу С.-К. серебряный венок.
Увы! Могилы нет
В ряде книг, в частности в серьезном научном издании «Встречи с прошлым» (М., 1978), подготовленном ЦГАЛИ, в статье Н. Б. Волковой утверждалось, что похоронен он на кладбище в Ницце, рядом с Александром Ивановичем Герценом. На кладбище в Ницце, расположенном высоко над морем, на Замковой горе, не сразу, но нашла памятник Герцену. Я видела его на фотографиях в книгах, и он казался огромным, на самом деле это довольно скромный небольшой надгробный памятник, выполненный скульптором Забело. Ни рядом с ним, ни поблизости захоронения Сухово-Кобылина отыскать не удалось. Видимо, в упомянутой выше публикации Н. Б. Волковой допущена ошибка.
Чтобы отыскать могилу С.-К. я приехала специально в Болье.
Так сложилось, что последние годы я бывала на Лазурном берегу, принимая участие в симпозиуме ЮНЕСКО, который каждый год проходит в Каннах. И Ницца, и Болье-сюр-Мер – это близко, и я получила прекрасную возможность поискать самой, что-то проверить, а может быть, и открыть новое.
Увы! Могилы нет – она была уничтожена еще в 1980-е годы, никто не оформлял аренду земли. Пыталась отыскать захоронение в колумбарии на старом кладбище, где в нишах покоятся останки. И тоже безрезультатно.
Поход в мэрию
Когда я приехала в Болье вновь, на этот раз сразу же направилась в мэрию. Этот поход оказался удачнее первого. В мэрии без задержки принял меня молодой чиновник Оливье Кан, занимающийся культурой. Он внимательно вслушивался в сложную для французского уха фамилию «Сухово-Кобылин», несколько раз повторял ее на свой лад, но она ему ни о чем не говорила. Но тем не менее именно он дал мне полезную информацию. Оказалось, что его двоюродный дед историк Андре Кан в свое время профессионально изучал русское присутствие в Болье, начиная с середины XIX века, и написал об этом книгу. Что ценно, в ней есть именной указатель, а в нем сразу же нашлась фамилия Сухово-Кобылин и рядом с ней ссылки на страницы, где написано о пребывании драматурга в Болье. Оливье сделал для меня копии этих страниц, и таким образом я получила уникальную информацию. На снимках я нашла виллу С.-К. На центральной улице Болье стоит, как и сто лет назад, бывшая вилла, та самая, что он называл “la maisonnette”. Новые владельцы почему-то назвали ее “Samara” – «Самара».
В мэрии по моему запросу мне выдали свидетельство о том, что останки драматурга после ликвидации могилы были перенесены в колумбарий, и даже точно указали нишу – № 9.
Только ниша – никто не платит граверу за оформление…
Вот такая история, не очень красивая.
Татьяна Виноградова
Фото автора
Окончание в следующем номере.
